Мои корни. Часть 4.

Моего отца звали Игорь Тимофеевич Верезубов. Родился в Киеве в 1925г и умер в Буэнос-Айресе в 2000г. Мой дедушка, Тимофей Иванович Верезубов-Мглинский, родился в Мглине, ныне Брянская Область, Россия, а в те времена принадлежал Черниговской Губернии. Из дворянской семьи он сумел избежать преследования после революции, подделывая документы. В уезде было много Верезубовых, потомков бывших крепостных прикрепленных к семейному поместью. Во время гражданской войны, семья хотела прорваться в Крым, но это только удалось Татьяне Грениной, урожденной Верезубовой, замужем за полковником Грениным, который сражался у Врангеля. Знаю, что смогли выехать в Константинополь, но их следы теряются в Белграде. Знаю, что у дедушки был родной брат, но о его истории не знаю почти ничего. Знаю, что у отца были две двоюродных сестры, со стороны отца, Евгения Александровна Юрчевская, скончавшаяся в Киеве в 1985г (к сожалению, почти никаких бумаг после неё у меня не сохранилось, я не знаю, а мои живые родственники не помнят года её рождения, но предполагаю, что родилась она примерно в 1910г). Её муж, князь Юрчевский, был намного старше её и ушел добровольно с немцами во время эвакуации Киева. Она бережно хранила семейные документы, между ними, грамота 1812г, где полковнику лейб-гусарского полка Верезубу, за боевые заслуги, присваивал звание генерала и наделялись земли в Мглинском уезде, 500 душ и перекрещивали в Верезубова-Мглинского. Евгения Александровна показала мне эту грамоту, когда мне было 9 лет. Могу сказать, что сознание, что я происхожу из дворянской семьи, очень сильно потрясло меня. Я и так был во дворе и в школе «белой вороной», потому, что у меня мать – аргентинка, жили мы в обстановке постоянной конспирации, так как ходатайствовали о выезде. Поэтому особенной любви к существующему строю у меня не было, а это дало мне силу духа, чтоб переносить постоянные неприятности в школе и во дворе. Евгения Александровна заложила в моё сознание и подсознание любовь к утончённости, умение общения на равных, как и с дворником, так и с президентом. На сколько я её помню, она жила в однокомнатной кооперативной квартире по бульвару Леси Украинки 15 (если меня не предаёт память) квартира 32. Она жила со своей больной престарелой мамой, которая очень редко поднималась с кровати. У неё было также старинное фортепиано, с подсвечниками и огромная картина, репродукция, конечно, но мне она казалась оригиналом, «Трёх медвежат». Фортепиано и Картину она завещала двоюродному брату моей мамы, Ивану Петровичу Борисюку, и они у него в квартире на Ветряных горах (Проспект Правды и Свободы). Также я помню, что до пенсии она работала бухгалтером в издательстве (Днипро? Всесвит?) но администрация находилась на втором этаже здания, где сейчас находится выход из станции метро «Золотые Ворота». У Евгении Александровны своих детей не было. После ухода мужа, от которого потерялись все следы, у неё больше никогда не было другого (известного) мужчины. В её же парадном, этажом выше, если я хорошо помню, в 35-ой квартире, жила девочка, моего возраста, которую звали Оксана (я совсем не уверен, что звали её именно Оксаной), но тётя Женя называла её «Рыбой». Она была её любимицей. У них не было инструмента, а Рыба, учившаяся в музыкальной школе, приходила практиковать к ней. Евгения Александровна тоже очень хорошо играла на фортепиано, но ранний, прогрессивный артрит лишил её этого удовольствия. До меня дошли слухи, что квартиру она завещала именно Рыбе, что – вполне натурально, но вот только не понимаю, почему не оставила ей инструмент. Рыба, если ты читаешь эти строки, откликнись, пожалуйста.
А последующая судьба семейных документов мне неизвестна.